В 2017 году я и американец Мэтт проехали весь автостопом по Патагонии и Огненной Земле, и это путешествие до сих пор одно из моих любимых. Оба региона находятся на самом юге южноамериканского континента, в двух странах: Чили и Аргентине. Это удаленный от цивилизации край, где живут самые добрые люди.
Содержание
Мой друг Мэтт
С Мэттом я познакомилась в хостеле в Пунта Аренас, в котором я работала по программе workaway. Этот взъерошенный парень оказался писателем, и, как водится, жил в своем мире и мог часами рассуждать о литературе. При этом он останавливался посреди тротуара, и его было не сдвинуть до конца монолога. Я пригласила его переплыть реку голышом на мысе Фроуард, он буркнул в ответ, что ненавидит ходить в походы, а потом вдруг внезапно согласился.
Романтичный писатель неожиданно оказался великолепным боевым товарищем в горах. Он обустраивал уютный кемпинг, разводил костер из ничего и мог приготовить ужин gourmet из консервированного тунца с макаронами. А еще он мог посмеяться даже над самой паршивой ситуацией, выворачивая трагичное в комичное — и этим зацепил. Немного на свете людей, с которыми можно от души посмеяться, даже когда весь мир летит в тартарары.
Поэтому, вернувшись из похода на мыс Фроуард, мы решили путешествовать вместе. Полтора месяца мы колесили по Огненной земле, Патагонии, проехали аргентинскую Рута 40. В Кокране нам пришлось попрощаться, так как мой друг улетал домой на Рождество.
Мэтт дословно запоминал случайные диалоги, подмечал детали, и постоянно что-то писал — в блокноте, или у себя в голове. Он написал об нашем путешествии рассказ, прислал мне два черновика, но кажется так его и не опубликовал.
Огненная Земля
Порвенир
Читай также: Порвенир — город на Огненной земле
Паром из Пунта Аренас в Порвенир стоил 6200 песо. Два часа мы пересекали Магелланов пролив. Впереди маячила загадочная Огненная Земля, которая одним названием навевала мысли об отважных мореплавателях и великих открытиях.
Первый же порвенирец пригласил нас в гости. Мы отказались, планируя двигаться сразу в Ушуайю. «Как надоест стоять — возвращайтесь, дверь открыта» — крикнул Хосе, уходя.
С нами здоровался каждый человек, проходящий мимо. Древняя миниатюрная старушка, ростом мне по пояс, расплылась в широкой беззубой улыбке: «Чего вы тут стоите, пойдемте суп есть!».
Через час мы сдались и пошли к Хосе. Он будто только нас и ждал, и сразу пошел заводить машину.
Хуан Хосе — адвокат по уголовным делам, потомок хорватских иммигрантов из города Омич. После нашего отъезда его карьера пошла на взлет. В 2018 году он стал губернатором провинции Чилийская Антарктика. Теперь у него даже своя страничка в википедии есть:)
Мы поехали в местный музей, где Хосе показал нам фотографию своей семьи и скрюченную индейскую мумию по имени Кела, которая сохранилась в холодах как мамонт. Затем мы отправились на озеро, где ученые не так давно обнаружили строматолиты — древнейшую форму жизни на планете. Доступ к камням был закрыт, но мы перелезли через электрический забор — в компании юриста можно позволить себе любые выходки.
Как насчет горячего шоколада с тортом? И мы поехали в сторону дач. В совершенно обычном с виду доме оказалась кофейня с тортиками. Никаких вывесок, все только для своих.
Начало смеркаться. Хосе предложил остаться в его доме, а сам он уезжал по делам в Пунта Аренас. Дом был с секретом: без ключей, но с автоматически защелкивающимся замком.
На обеденном столе лежала стопка газет. «Juan Jose Arcos Srdanovic, депутат региона Magallanes — доктор для твоего здоровья, механик для твоего авто, юрист для твоих законов. Аркос тебя защитит!» С любопытством полистала и забрала себе одну газетку. Вот тебе и Хосе.
Мэтт развел огонь в печке, стало жарко и уютно. А ведь мы могли бы ютится сейчас где-нибудь на обочине в палатке… Перед сном Мэтт вышел покурить, я выскочила вслед за ним в одних шортах — и захлопнула дверь, чтобы не выпустить тепло наружу. Замок щелкнул. В воздухе повисла многозначительная пауза.
Мы остались поздним вечером на улице на Огненной земле. Земля эта только по нелепой случайности зовется огненной, а на самом деле она ничем не теплее Антарктиды. Мы начали ощупывать дом со всех сторон, ковырять двери и обследовать каждую трещину. Я нашла не запертое окно в туалет. Мэтт протиснул меня в эту щель, и с тех пор к прозвищу «солдат» я получила кличку «взломщик».
Порвенир — граница с Аргентиной (244 км)
Старенький шевроле громыхал на ухабах. Мэтт целый час увлеченно болтал с водителем об искусственном осеменении овец.
Пейзаж за окном не менялся: жалкие потрепанные ветром лачуги на берегу озера, ржавые лодки, низко нависшее небо и ветер, не встречающий на пути никаких преград. Жизнь здесь кажется необычайно тяжелой и одинокой. “Они к этому уже привыкли” — прокомментировал водитель.
Машина заглохла. Первый проезжавший мимо грузовик остановился на помощь, а заодно и подобрал нас. Парни ехали в заповедник пингвинов, чтобы строить дорогу. Несколько дней им предстояло жить на природе, поэтому с собой они везли большие бочки с водой, и увлеченно обсуждали будущую рыбалку.
Они сразу определили по акценту, что Мэтт из Америки, а я — из России. “Американцы ленивые” — заявил парень, ухмыляясь — “А русские очень выносливые”. Он многозначительно посмотрел на меня в зеркало заднего вида. Когда мы рассказали, что будем этой ночью спать в палатке, они разразились хохотом. “Вас сдует ветром — знаете, какие тут ветра?”. Мэтт заявил, что построит из бревен укрытие. Он покатились со смеху: “Дружище, тебе придется проехать еще 100 километров, прежде чем ты найдешь хотя бы одно”.
Парни высадили нас прямо напротив входа в заповедник королевских пингвинов. Он был закрыт, но нам великодушно открыли двери. Кроме нас, у большого бинокля дежурили трое ученых из Сантьяго.
Ученые подвезли нас до трассы, а на дорогу нам дали большой ломоть домашнего хлеба с семечками, который мы от души полили оливковым маслом и съели прямо на обочине.
Через час нас подобрал лысый дальнобойщик. Он рассказал нам про свою жену, двух детей и украинскую любовницу по переписке. Его удивительно подвижное лицо превращало любую историю в анекдот. В конце он заливался искренним смехом, обнажает два единственных зуба. Он без конца курил и пил матэ, и редко смотрел на дорогу.
На закате мы достигли границы. Пришлось поставить палатку под окнами у карабинерос. К счастью, у меня была припасена пачка растворимого картофельного пюре — магазинов в этих безлюдных местах нет. Бутан шипел, но вода никак не хотела кипеть — ветер задувал газовую горелку. К нам подошел начальник границы. Я думала, нам влетит за палатку, но тот пригласил нас в здание, чтобы вскипятить воду в чайнике.
Он выглядел грустным. 25 лет он работал детективом в Сантьяго, а потом стал начальником пограничного контроля в Огненной Земле. Переехать сюда равносильно ссылке. Через 54 дня он отпразднует 30 лет работы в полиции — это его последний год работы.
Граница — Ушуайя, 267 км
Граница Paso Rio Bellavista оказалась каким-то заколдованным местом. Нас никто не хотел подбирать. Простояв несколько часов, мы поймали машину на 15 км до следующей границы — въезда в Аргентину. «На границе мы остановимся на обед — у нас есть сырая курица, которую нельзя провозить в Аргентину» — извинились подвозившие нас французы.
Их дом на колесах был украшен рисунками детей. Там был холодильник, кухня, кровать и даже полноценный туалет и душ. Так они путешествуют шесть месяцев по Патагонии с двумя детьми. Выходя из машины, Мэтт сломал ступеньку. Он начал извиняться, но мужчина только добродушно улыбнулся: “Пустяки. Он все равно арендованный”. 8-летний пацан скорчил лицо в извиняющейся гримасе, а потом пожал плечами, словно говоря: «Все в порядке, чувак. Всякое случается”. От него веяло таким же оптимизмом, как и от его отца.
Последний участок до Аргентины мы ехали с двумя мужчинами, которые были увлечены беседой друг с другом, так что мы проспали всю дорогу.
И вот наконец мы в Ушуайе. Энергетика города похожа на испанский город Сантьяго де Компостела — это тоже конечная точка многих длинных и сложных маршрутов. Сюда едут велосипедисты из самой Аляски, бэкпекеры мечтательно крутят карту, желая добраться до конца света, кто-то идет пешком или скачет верхом на коне — фантазия путешественников безгранична.
Читай также: Ушуайя — город на краю континента
У хостелов выставлены крутые велосипеды на продажу. Они сиротливо жмутся к стене, укрытые пленкой от дождя. “ Я ехал сюда два года… А теперь никуда не еду” — растерянно промычал лохматый парень у окна, потягивая пиво.
Койка в хостеле стоила 15$ в сутки, поэтому пришлось снова ютиться в палатке. Мы пробыли в Ушуайе пару дней. Для круизов в Антарктиду еще был не сезон, никаких полезных знакомств завести не удалось. Мы решили двигать на юг.
Романтика заброшенных отелей
Континент, а с ним и дороги на юг, закончились в Ушуайе. Если назвался бэкпекером, ты должен куда-то ехать. После целого года в пути я наконец ехала не на юг, а на север.
Первую ночь после старта из Ушуайи мы провели в в заброшенном отеле Petrel на берегу Lago Escondido, о котором нам рассказали велосипедисты.
Нас подвезла замечательная пара. Они таинственно улыбались и переглядывались, когда мы рассказывали о наших путешествиях автостопом по Патагонии и Огненной Земле, и только вздыхали: “Как хорошо быть молодыми”. Несмотря на то, что они торопились на день рождения, мужчина решил довезти нас до самого входа в отель. Ему пришлось пересечь ручей, испачкав при этом весь автомобиль. Эти замечательные люди хотели максимально поучаствовать в нашем приключении, став таким образом его частью.
Отель “Петрель” был построен в 1960-х, одним из первых в регионе. Десять назад он был оставлен хозяевами и с тех пор постепенно разрушается. Уже несколько лет он считается культовым местом для велосипедистов, пересекающих Америку. Он находится в 50 км от Ушуайи.
Главное здание выглядело жутко, стояла звенящая тишина. В комнатах все было перевернуто вверх дном, с потолка капала вода. Главный холл значительно выделялся на фоне остальной разрухи. Мэтт заглянул за барную стойку и печально промычал: «И тут насрали».
Мы отправились исследовать домики на берегу озера. В последнем, самом маленьком доме мы нашли то, что искали: застекленные окна, веник, молоток, соль и сахар, даже пол банки газа. Там было идеально чисто.
В углу комнаты, аккуратно сложенные, лежали мужские чистые трусы. Свежая надпись гласила: «Спасибо за чистоту и уют. Робин и Евгения, 17.10.2018». И приписка рядом: «Робин, забери свои трусы».
Дождь накрапывал весь день. Из окна открывался волшебный вид на озеро и горы. Мэтт читал, я наконец смогла перебрать свои заметки. На следующий день мы продолжили наше путешествие автостопом по Патагонии.
Пять сентаво до одного песо
«Я еду до границы, чтобы встретить моего нового шеф-повара, мастера по соусам. Около четырех часов дня она должна пересечь границу». Мы загрузили рюкзаки в салон.
“Vous-Etes Francais?” — спросил он, как только мы тронулись. “Нет” — ответили мы. “Черт, я очень надеялся, что вы французы”.
Маурисио оказался шеф-поваром из Ушуайи и большим фанатом французской кухни. Аргентинскую кухню он не уважал, считая ее чуть ли не худшей в мире. “Богатая земля, но никакой еды. Все хорошее мясо экспортируется в Европу, из оригинальных продуктов разве что ягоды калафате, но они долго не хранятся. Даже рыбу, которой полно в океане, люди предпочитают есть в виде консервов” — вынес вердикт наш водитель.
Об аргентинской кухне в тот день узнать нам ничего не удалось.
Читай также: Аргентинская кухня. Страна вина и асадо
«Настало время для мате!». Я разливала и передавала по кругу калабас, а наш водитель продолжал аппетитную тему. Он поделился рецептами приготовления ягненка на вертеле и салата к нему. Мы бросились записывать. Где теперь эти записки?
Вдруг Маурисио притих. Заиграла печальная песня. Victor Heredia — высветилось на экране. Он резко сменил тему беседы.
— Это про Мальвинские острова — печально произнес он.
-Какие-какие?
-Мальвинские. Наша земля.
-Где это?
-Вон там! — махнул он рукой в направлении океана.
-Ааа… Фолкленды? — переспросил Мэтт, и я поняла, что нас сейчас выбросят из машины.
Маурисио рассердился и прочитал нам лекцию о том, что Мальвинские острова всегда были и будут частью Аргентины.
Лекция о Мальвинских островах
Фолклендские острова — это архипелаг, расположенный недалеко от Антарктиды. Острова эти сейчас принадлежат Британии и являются важным пунктом на пути из Атлантического океана в Тихий. Аргентина эту принадлежность оспаривает еще со времен Испанской империи.
Открыты острова были европейцами в 16 веке: англичанами в лице Джона Дейвиса и испанцами из экспедиции Магеллана. Кто был первым — спорят до сих пор. Коренных жителей на островах обнаружено не было, хотя огнеземельцы посещали их на своих каноэ. В 1764 году на острове Восточный Фолкленд французы основывают поселение Порт-Луи. Они прибыли из порта Сен-Мало, и в честь него назвали архипелаг Мальвинским. 1765 год — англичане основывают поселение в бухте Порт-Эгмонт на острове Сондерс. Они называют острова в честь герцога Фолклендского. А в 1767 году пришли испанцы и выгнали обоих — французов мирно, приобретя у них земли, а англичан насильно. С тех пор Испания и Англия спорят об этих землях.
В 18-19 веке Испания и Англия покинули острова. Когда Аргентина получила независимость от Испании в 1816 году, она получила в свое распоряжение и все земли. Аргентинцы считают, что в тот момент архипелаг автоматически перешел к ним.
Британия не претендовала на острова с 1774 года. Аргентине тоже не было до них дела, пока в 1833 году англичане не вернулись на остров и не построили Порт Стэнли. И с тех пор нет конца спорам… В 1982 году даже дошло до войны. Аргентинская военная хунта во главе с Леопольдо Гальтиери, теряющая популярность в стране, попыталась провести красивую кампанию по возвращению Мальвинских островов, никому тогда не нужных, и вернуть уважение народа таким выпадом против колониализма. Но они не ожидали, что в ответ Соединенное Королевство вышлет половину своего флота — 130 кораблей. Война закончилась поражением Аргентины и продолжалась 74 дня. Погибли 649 аргентинцев и 255 англичан. Чилийцы, кстати, помогли в той войне англичанам, и это одна из причин, почему их в Южной Америке недолюбливают.
Аргентинский поэт Хорхе Луис Борхес назвал этот конфликт «борьбой двух лысых за расческу», так как значимость островов для обоих государств была сомнительна. Мир задавался вопросом — почему эти две страны дерутся за пару скал с пингвинами?
А восемь лет назад стал известен ответ. Великобритания нашла на шельфе Фолкленд огромные месторождения нефти. Была построена платформа Ocean Guardian и увеличено военное присутствие.
“Malvinas son y seran argentinos” — проехали мы мимо очередного плаката. Аргентинцы болезненно воспринимают этот конфликт и готовы говорить о нем часами.
“У меня осталось время, чтобы подбросить вас до самой границы. Мой шеф-повар едет в оранжевом автобусе, вы смотрите по сторонам, чтобы не пропустить ее.” Только Маурисио произнес эти слова, мимо нас проехал оранжевый автобус.
«Faltan los cinco centavos para el peso» (Осталось всего пять сентаво до одного песо) — он надавил на газ, даже не подумав высадить нас и отправиться догонять автобус. Мы понеслись к аргентинской границе. Пять сентаво на самом деле были хорошими 56 километрами, но Маурисио это не смутило.
И вот мы вновь на той же границе, где в прошлый раз спали в палатке. Пограничники пустили нас на кухню,поставили чайник и принесли пирог.
Нет, Роберто!
Из авто вышел толстенький мужичок лет так за 50. «У вас все в порядке с документами?» — уставился он на нас подозрительно — «Я не хочу никаких проблем». Мы загрузили рюкзаки, заверив его, что у нас все в порядке.
Наш водитель ехал до Буэнос Айреса — всего каких-то 1000 км — чтобы встретить друга сына, который едет из столицы погостить на Огненной Земле. В тот же день он развернется и поедет обратно. «Длинная дорога» — прокомментировали мы, не понимая, почему другу просто не сесть на автобус. «Да, а потом через пару дней мы с женой отправляемся навестить семью в провинцию Мисьонес». Мисьонес, к слову, находятся в 2000км от Огненной земли.
Он поинтересовался, как нас зовут, но всю дорогу продолжал называть нас любыми именами, приходящими ему в голову. Запомнить наших имен он так и не смог за 14 часов.
-А как вас зовут?
-Роберто.
— Приятно познакомиться, Роберто
-Нет! Роберто. (No, Roberto!) — очень эмоционально воскликнул он.
Мэтт покосился на меня, не понимая в чем дело. Он же вроде так и сказал — Роберто.
-НоРоберто — повторил мужчина, театрально погрозив пальцем.
На чилийском контроле он зачем-то попросил Мэтта заполнить за него таможенную декларацию. Мы подумали, что это очередная шутка, но оказалось, что наш водитель не умеет читать.
Я спокойно прошла контроль, а Мэтта остановили. Норберто переминался с ноги на ногу снаружи знания, слегка волнуясь. «У вас проблемы? Везете наркотики?» — крикнул он мне в след, пока я бегала на поиски декларации Мэтта.
Пограничник вернулся с найденным в рюкзаке чесноком, которому устроил торжественное ритуальное сжигание, облив его синей жидкостью и заполнив протокол. Ввозить продукты на территорию Чили нельзя.
-У вас есть жена, Норберто? — спросил Мэтт.
— О, Даниэль! (он театрально восклицал, когда мы затрагивали интересную для него тему). Эта женщина просто создана для работы, она родилась с бензопилой в руках! Она УМЕЕТ работать!
Дальше Мэтт переключился на еду — его любимую тему.
-Вам нравится гуанако?
— OH SI ! Si! — вновь гортанно воскликнут Норберто, явно воодушевившись. Он рассказал про охоту, а заодно пригласил нас в гости в Толуин — пострелять гуанако. Мэтт перечислял известные ему блюда, и каждый раз мужчина вскрикивал, подпрыгивая на сиденье: “ О да, да!”. Миланеза, чипас, мате, ягненок на гриле …
— Как насчет рыбы?
— Никогда не пробовал.
— Что вы имеете ввиду?
— Я никогда не ел рыбу.
Норберто живет на берегу океана. Даже на острове между двух океанов. В воздухе повисла пауза. Через десять минут он прервал тишину.
— А хотя нет… Однажды я пробовал консервированных мидий.
Мы сменили тему и заговорили про путешествия. Норберто почему-то считал, что мы очень богатые, но любим спать под мостами и живем на улице. Переубедить его было сложно, и следующую ночь я действительно провела благодаря ему под мостом — впервые в жизни.
-У американцев и русских очень много денег. Я бы хотел путешествовать, но у меня совсем нет денег, — настаивал он. Мэтт напомнил, что Норберто сам купил недавно третью машину.
-ЧТО?! Молодой человек, я сейчас вышвырну тебя из этой машины! — и он рассмеялся до слез, — Как тебя зовут? Грач? Так вот, я сейчас высажу тебя, непременно высажу!
Он совершенно не мог запомнить имя Мэтта. И что за имя такое — Грач?
Стемнело. Мы начали обсуждать, где же мы будем спать. Решили выйти в Рио Гальегос и поискать гостиницу. Но Норберто уверенно проехал мимо центра и целенаправленно нас куда-то вез.
— Рио Гальегос безопасный город? — спросила я.
-Безопасный? Да ты смеешься? Они перережут тебе глотку ночью!
Он привез нас на огромную заправку и шепотом поинтересовался у работника, есть ли у них место для палатки для двух бомжей. Работник послал его к полицейским, а те — под мост. Наши протесты Норберто даже не стал слушать.
Перекресток двух крупных трасс. Полночь. Я начала разгребать горы мусора, а Мэтт приготовил пасту с соусом из горохового супа быстрого приготовления. В рюкзаке нашлась банка консервированного тунца. Роберто в свои 50 с небольшим впервые в жизни попробовал рыбу.
Вбить колышки было невозможно, одни камни. Пока я лупила по ним кирпичом, Норберто принес мне горячий мате. Он постоял и задумчиво произнес: «Так вот как живут бэкпекеры? Я бы побоялся тут спать».
No, Roberto. Так бэкпекеры НЕ живут.
Посреди ночи раздался дикий сигнал и яркий оранжевый свет пронзил палатку. Казалось, что на нас движется поезд. Или ядерная атака? Эвакуация? Я со страху схватилась за нож. Мэтт выглянул из палатки и вернулся, смеясь: «Это Норберто, он не может справиться с сигнализацией на новой машине». Ситуация повторилась еще два раза, а потом раздался звук мотора и наш знакомый уехал.
Мы проспали до полудня. Снаружи вовсю кипел день. Мы обнаружили себя в жуткой помойке, под мостом прямо у огромной трассы, ведущей в Буэнос Айрес. Мы заварили кофе, а люди из проезжающих мимо машин сигналили нам и махали руками.
Трасса Рута 40
Rio Gallegos — El Calafate, 305 км
Автостоп в этот день совсем не задался. Нас довезли до городка, который иронично назывался La Esperanza (Ожидание). Там мы застряли на несколько часов под дождем у заправки. Хорошо, что кипяток в Аргентине раздобыть очень просто — мы без конца пили мате и ждали.
На доме напротив висела большая табличка «Hay pan» (Есть хлеб). Я позвонила в колокольчик на входе и, предвкушая вдохнуть аромат свежего домашнего хлеба, заулыбалась открывшему нам дверь толстому мужику.
-Hay pan?
-No hay, — угрюмо бросил он и тут же захлопнул дверь у меня перед носом.
Только к вечеру нас подобрал мужчина, который направлялся в Калафате. Он высадил нас у потрясающе красивой реки. Здесь дороги сходились в одну единственную, ведущую в город Трес Лагос. На другом конце моста я заметила неподвижную фигуру. Мэтт подошел поздороваться — это был очень красивый мексиканец. Он провел весь день в ожидании машины.
С закатом солнца не появилось ни единого авто, зато появились мухи.
Маленьким, всепроникающим мошкам я вначале не придала большого значения. Они не кусали. Но их становилось все больше, и больше, и больше… Пришлось закрыть лицо полностью шарфом, но они проникали в нос, глаза, уши, облепили толстым слоем одежду. Было невозможно дышать. Волшебная долина превратилась в настоящий ад.
Я не выдержала и предложила Мэтту вернуться в город — тем более еды оставалось ровно на один ужин. К счастью, машина в направлении Калафате остановилась тут же.
Калафате — мост по пути к Трес Лагос, 37 км
Утром мы добрели до выезда из города. Солнце припекало так, что под 30-килограммовыми рюкзаками мы истекали потом. Нас тут же подобрал корейский бизнесмен за рулем шикарного мерседеса. Он подвез нас только на 15 км, до аэропорта, но подарил бутылку очень хорошего вина, которая не помещалась в его багаж.
Это была последняя удача за день. Простояв несколько часов под открытым солнцем у зловонного болота, мы вернулись обратно в Калафате вместе с таксистом — он подвез бесплатно. От безделья мы съели половину запасов, кувыркались на асфальте и пытались лежать стоя, облокотившись на мощный ветер пампасов.
Наконец под вечер затормозила машина, но радость была преждевременной. Мы проехали только пару сотен метров до ближайшего ГАИ и развернулись обратно — у водителя не было страховки. На прежнем месте мы обнаружили трех конкурентов и забытую нами бутылку воды.
Когда мы потеряли всякую надежду, остановилась машина. Водитель объехал трех французов, которые стали раньше нас, пытаясь отбить машину, и остановился специально перед нами. Рыжий добродушный парень поманил нас в салон. Может, он — галлюцинация? Его тоже остановили гаишники, и у него тоже не было страховки. Меня начал разбирать истерический смех. Но парнишка быстро договорился с полицейским, пошутил, рассмешил — и нам открыли шлагбаум.
Эту ночь мы провели в долине реки, которая питалась водами ледника. От этого ее вода мерцала, будто налитая фосфором. Наученные вчерашним опытом, мы тут же поставили палатку, не дожидаясь мух. Выбор места для кемпинга был невелик — либо на колючках, либо на сухом конском дерьме. Пришлось выбрать второе.
На ужин Мэтт решил поэкспериментировать. В Калафате он купил некую рыбу «Jurel» — в два раза дешевле и два раза больше тунца. Я проковыряла первое отверстие в жестянке. В нос ударил до боли знакомый запах слегка подтухшей селедки, возбудив воспоминания о подворотнях Лимы. В это время начался дождь из мух и пришлось срочно эвакуироваться в палатку.
Впопыхах мы решили простить рыбе агрессивный запах фавел и бросили ее в пасту — будь что будет. Через пять минут весь ужин вылетел в окно. Миллионы мошек звучно бились о стены палатки. Только спустя месяц я узнала, что хурель нужно очистить от черной шкурки — тогда она не будет вонять. Обычно из нее делают рыбные котлеты.
Вскоре у нас появились соседи — пожилая аргентинская пара, путешествующая на своем минивэне по всей стране. Они продали дом, вышли на пенсию и махнули в долгое путешествие. Красивая женщина наклонилась к палатке, и с теплой улыбкой протянулась нам корзинку с эмпанадами. Мир полон чудес.
Мост у Калафате — Гобернадор Грегорес, 300км
Мухи исчезли с закатом солнца. Ночь была душной и очень теплой, и я расстегнула вход в палатку на два сантиметра — всего на минутку. И провалилась в сон. Утром палатка была полна мух — казалось их было даже больше, чем снаружи. Пришлось вылезать, чтобы приготовить завтрак, и теперь у нас не было анти-мушиного убежища.
Я завернулась в шарф, кружась судорожном истеричном танце, и пыталась пить кофе, в котором тонули наши враги. К нам подошла все та же женщина и протянула кулечек. В нем были подкопченые, ароматные ребрышки ягненка. Они направлялись в Трес Лагос и предложили подвезти. Мы легли на матрас в багажнике и через пару часов добрались в вожделенную деревню. Мертвая точка пройдена!
Дальше был унылый переезд по голым пампасам. На заборах висели высушенные солнцем тушки гуанако — бедные верблюжата пытались перепрыгнуть ограждение и напоролись на кол. Иногда нам попадались страусы нанду, которые, расправив крылья, улепетывали в глубь степи. Мы резко дали по тормозам. Дорогу неспешно переползал маленький броненосец. «Вкусные» — прокомментировал водитель, закатав рукава. На одной руке у него была татуировка рыбы, на другой — голой женщины. Это было единственное слово, которое он произнес за 300 км дороги.
Гобернадор Грегорес — эстанция Асенсьон, 400 км
Ветер в Гобернадор Грегорес сбивал с ног — приходилось держаться за столб. Мимо пролетали перекати-поле. Наконец затормозила машина. Место в салоне было только одно, поэтому Мэтта отправили в крытый багажник. На Рута 40 выбирать не приходится.
Мэтт не растерялся. Он подложил под голову спальный мешок, чтобы не вышибить мозги на кочках, включил налобный фонарик и отлично провел три часа с книгой. Пока он наслаждался уединением, милые люди кормили меня фруктами и отпаивали мате. Они высадили нас на обочине в Бахо Караколес, но вернулись через пять минут с пакетом фруктов и буханкой свежего хлеба.
Следующий водитель ехал на какую-то эстанцию неподалеку. В разговоре Мэтт упомянул своего знакомого, которого встретил в Чили месяц тому назад. «Его зовут Рохелио, он работает в парке Патагония где-то недалеко». Оказалось, Рохелио работал как раз на этой эстанции, куда мы направлялись.
Высокий добродушный парень с восторгом встретил Мэтта, замешкавшись в первую минуту от неожиданности. Он тоже не мог поверить, что мы нашли его. Он посмотрел на нас: «Оставайтесь на ночь, а?»
Мы поставили палатку в небольшом лесу, в естественной ротонде из деревьев — лучше места для кемпинга и представить было нельзя.
Вечером нас пригласили на ужин с организаторами работ в новом парке Патагония. Мы рассказали о нашем походе на мыс Фроуард, и их лица просветлели после рассказа о том, как я переплывала реку. Многие из них ходили на мыс несколько раз и относились к нему с трепетом. Мыс Фроуард — это не для всех. Влюбленные в эти края — люди с блаженным взглядом, романтики немного не от мира сего. Меня пригласили на волонтерский проект. «Приезжай в любое время. Нам нужны такие люди» — и мы крепко обнялись.
Что-то пошло не так, и в последний момент мои планы изменились. Жалею до сих пор.
Эстанция Асенсьон — Кокран, 200 км
Рохелио подвез нас утром до границы. Мы прошли аргентино-чилийский контроль, в который раз украсив паспорта очередными штампами. Чилийская сторона повергла в шок. Там в ряд стояли десять автостопщиков. После пустынной Рута 40 контраст был поразительным. Мы не стали дожидаться очереди и пошли пешком до второго паспортного контроля в 5 километрах.
Мой рюкзак к тому времени оброст вещами, и я стала походить на беглого ишака. С каждым днем теплело, и зимние вещи гирляндой повисли на переполненном 45-литровом рюкзачке. К тому же у меня всегда был килограмм мате и термос горячей воды. Добравшись до Сантьяго спустя пару месяцев, я наконец купила 75-литрового монстра.
Второй контроль походил на первый. Мы сели в тени, мысленно готовясь к еще одному 5-километровому переходу. Бесконечная череда автостопщиков пыталась тормозить машины. Мы достали матэ и печеньки, и угостили пограничника. А тот взял, и остановил для нас машину, чуть ли не насильно заставив водителя подвезти нас. Нам вслед устремились десять пар завистливых глаз.
И вот мы в Чиле Чико. Городок пестрел многочисленными вывесками ресторанов и хостелов, выезд из города был так же забит автостопщиками. Carretera Austral летом — самое популярное направление для автостопа в Южной Америке. А вот весной или осенью она совершенно пустая.
Мы попытали удачи на обочине, но даже не дождались нашей очереди. Мы сдались, и взяли билеты на последний автобус в Чили. Автобус направлялся в некий Кокран. Мэтт сказал, что там красиво и есть горы — а что еще для счастья надо?
Позади осталась Огненная Земля и юг Патагонии — более 2000км. Мы сходили в последний совместных поход в парк Таманго, и Мэтт вернулся в США. Я осталась в Кокране — думала, на неделю, а оказалось — на два месяца.
Читай также: Волонтерство в Патагонии. Деревня Кокран
